Герой этого рассказа вымышлен, все совпадения с живущими или жившими людьми случайны
Иллюстрация: ИИ
Я тогда работал главным редактором компьютерного журнала. Редакция занимала этаж в небоскрёбе, торчавшем на вершине холма среди гаражей, автосервисов, пунктов сбора макулатуры и пустых бутылок. Была поблизости и ветеринарная клиника, отчего на заставленной машинами улочке часто встречались люди с котами в сумках.
Прежде в небоскрёбе помещался НИИ, но теперь весь он был занят арендаторами. Просторный вестибюль с облицованными гранитом колоннами был уставлен широкими столами, с которых продавали компакт-диски, книги, мёд, солёные огурцы, бижутерию. Продавцами были интеллигентные усталые мужчины и женщины, возможно, бывшие сотрудники НИИ.
Испытывая отвращение к кастовому духу московского журнализма, я публиковал в журнале тексты молодого программиста из Омска, подростка-игромана из Рязани, задиристого публициста из Ростова и так далее. Тексты получал по электронной почте, в реальной жизни знаком ни с кем не был. Вскоре среди авторов появился ещё один, проживавший в посёлке городского типа в трехстах километрах от Москвы. В письмах он жаловался на плохой интернет, скорость которого была 30 килобит в секунду, что непредставимо по нынешним временам гигабитного интернета. Но раз в месяц, в назначенный заранее день, он присылал текст, написанный правильным русским языком. Даже запятые расставлять не приходилось.
Мы переписывались с ним. Помните ли вы почтовую программу The Bat, создание молдавских программистов? Она у меня стояла. Чёрная летучая мышь The Bat, зелёная ромашка ICQ — я до сих пор помню звук, каким ромашка сигнализировала о поступлении реплики в разговоре... Новый автор рассказал в письмах, что в посёлке, где он родился и жил, есть единственная улица без фонарей и отделение почты, куда он ходит за книгами по языкам программирования, которые выписывает из большого города. В дожди грунтовую улицу размывает, она становится непроходимой для всех, кроме трактора.
Его письма были пересыпаны названиями программ, контроллеров, плат, видеоплат, портов ввода-вывода, жёстких дисков. Он жил среди них, в сказочном мире высоких технологий, где слово «камень» означало процессор, а «мать» материнскую плату. Я представлял мальчика-интроверта, проводящего дни в экспериментах с компьютерным железом, живущего среди гудящих вентиляторами системных блоков, с которых он снимал корпуса для лучшего охлаждения. И всё это в захолустье, где дом за забором и у забора с лаем бегает собака.
Но всё оказалось не так, как я представлял. Скоро я узнал, что он был серьёзным, уважаемым автором. Он писал книги, которые издавало большое московское издательство. Названия книг в ярких серийных обложках говорили сами за себя — «Искусство незаметного взлома», «Тайный мир BIOS», «Путешествие в ядро (на примере Windows)». Я листал их, но читать не мог: они почти полностью состояли из строк программного кода, изредка прерываемого краткими пояснениями. Пояснения часто были столь же непонятны для меня, как и сам код.
К этому времени я уже знал его странную историю, широко известную в узких кругах. В младенчестве он сильно простудился, несколько дней у него была высокая температура, и в возрасте десяти месяцев он пережил инсульт. С его мозгом и телом случились противоположные вещи — мозг заработал с невиданной силой, а тело затормозилось в развитии. Он поздно начал говорить, но рано научился перемножать в уме трёхзначные цифры, а читать и программировать начал одновременно. Компьютеры у него были с раннего детства, первым был серый ящик с маленьким чёрным экраном, по которому бежали зелёные буквы и цифры. Этим первобытным компьютером управлять можно было только в режиме терминала, а чтобы побудить его к большему, следовало научиться писать для него программы на бейсике. Это был первый язык программирования, который он самостоятельно изучил, за ним последовали другие.
Его способности и успехи в программировании в столь малом возрасте были так необычны и даже пугающи (особенно для учителей в школе), что отец по совету классного руководителя повёз его на обследование в большой город, где у него сняли энцефалограмму мозга. Никаких патологий врачи не обнаружили, но была зафиксирована повышенная активность коры и небольшие аномалии ритмов. Врачи сказали, что сейчас беспокоиться не о чем, но, помня о перенесённом в младенчестве инсульте, следует соблюдать распорядок дня, вовремя ложиться спать, спать не меньше девяти часов, работать умеренно, не пренебрегать отдыхом. Такие рекомендации они могли бы дать любому ребёнку.
Школу он окончил с медалью, не золотой, а серебряной — из-за физкультуры, на которую не ходил. После школы поехал в большой город и поступил в институт на факультет прикладного программирования, но не проучился и года: всё, чему там учили, он уже знал. Ходить на лекции и подчиняться институтской дисциплине — там строго следили за посещаемостью — ему было скучно. Он вернулся в свой посёлок городского типа с медленным интернетом, на улицу без фонарей, в дом под серой шиферной крышей, рядом с которым по-прежнему с лаем бегала собака.
Однажды он написал мне, что приезжает в Москву и придёт в редакцию. Знаменитый автор, хакер и гик оказался тщедушным человеком с состарившимся раньше времени лицом. Он сидел передо мной, чуть наклонившись вперёд, свет из окна падал на его болезненно-худое, с ввалившимися щеками и тонким носом лицо, так что оно было видно мне во всём своём изборозждённом впадинами рельефе. С узкого подбородка торчала тонкая бородка. Про длинные волосы принято говорить, что они падают до плеч, но тут лучше сказать, что волосы безжизненно свисали до середины груди. Лицо имело землистый оттенок, вероятно, из-за постоянного сидения за компьютером. Потом я узнал, что ему не обязательно сидеть за компьютером, он мог программировать в уме.
К этому времени он уже был известен в Рунете как Трикстер — от английского Trick, фокус. Среди самых известных его деяний — программа Jigsaw, помогшая сотням людей освободиться из плена вируса-вымогателя GPcode, шифровавшего жёсткие диски и требовавшего выкуп; помощь компании Nokia, в мобильных устройствах которой была обнаружена дыра, через которую неизвестные вытаскивали контакты и прочую информацию; организация системы защиты компьютеров в подразделении одной столь могущественной в России организации, что я не буду её называть. Это только самые известные его подвиги, были и другие.
Ни тогда, ни потом он ни разу не использовал свои знания и способности для преступных или хулиганских целей, разве что однажды, несколько позже, когда он уже летал заграницу на самолётах, он хакнул систему бронирования авиабилетов, получив по цене эконом-класса место в бизнес-классе. Но это была шутка, и к тому же, прилетев, он сам сообщил об обнаруженной им дыре авиакомпании.
Вскоре я перестал быть редактором компьютерного журнала и отправился в совсем другие области жизни. Но за хайтеком и его людьми следил, как за старыми знакомыми. В том числе и за давним знакомцем из провинциального городка. Его книгу «Процессор как сыр: весь в дырах» перевели на английский, слава русского хакера-самоучки вышла за пределы Рунета. Несколько европейских компьютерных изданий взяли у него интервью. После этого к нему в гости приехала делегация хакеров из международной хакерской группы DW (Digital Wolves). Три дня они жили в доме на окраине посёлка и с утра до вечера говорили с Трикстером о том, что происходит в ядре операционных систем. О своём визите они рассказали на популярном интернет-форуме.
Так он стал знаменит в мировом интернете и в хакерской тусовке. Он получил приглашение выступить с докладом на хакерской конференции в Таиланде, где к нему подошли люди из большой компьютерной компании и предложили помочь решить им несколько практических задач. После того, как он решил их, его известность, также как гонорары, сильно увеличились. У него появились деньги. Прежде всего он заказал у провайдера прокладку интернет-кабеля к своему дому. На следующий день пришли рабочие, вырыли по посёлку канаву, проложили кабель. Потом он нанял себе личного шофёра — соседа со старым BMW. Тот возил его в город и в аэропорт. Потом появились американцы из известной во всём мире антивирусной компании. Сначала он работал для них удалённо, потом получил предложение переехать в Америку. Чтобы избежать долгого оформления визы в Москве, компания оформила ему визу в Таиланде, откуда он — весело и налегке, улыбаясь и потряхивая своей козлиной бородкой, с чемоданчиком и ноутбуком — полетел во Флориду.
Во Флориде он жил в небольшом городке на океане, в двухкомнатной квартире с камином, облицованным мрамором, с собственным входом с улицы, в ста метрах от пляжа. Но океан и пляж интересовали его меньше операционных систем и и их тайн. Однажды в дверь позвонили: в гости к русскому хакеру без предупреждения явились два агента ФБР и несколько часов разговаривали с ним. Разговор был неприятный, жёсткий, — это известно — но что именно хотели узнать у него агенты и что сказали ему, никто не знает. Однако после их визита он установил в квартире стальную дверь с двумя массивными засовами и написал программу, которая через видеокамеры контролировала появление незнакомцев. И вот что ещё: в программе была предусмотрена опция открытия огня из винтовки, закреплённой под потолком напротив двери.
К этому времени владелец рабочей американской визы Трикстер стал фанатом оружия. У него было четыре винтовки и несколько пистолетов. Потом в его коллекции появился немецкий пулемёт времён Второй Мировой войны — полностью работоспособный. Он ездил пристреливать его в армейский тир. На стеклянной крышке журнального столика, вместе с компакт-дисками игр и книгами по техникам взлома, всегда лежали три пистолета. На каминной полке были расставлены картонные коробки с патронами и — рядком — патроны большого калибра, жёлтые, крупные, с заострёнными головками, похожие на маленькие ракеты. Сочетание несочитаемого — программирование в уме и винтовка в руке, тончайшие игры разума и металлический клацк затвора — удивляло.
Несколько раз в неделю Трикстер ездил в тир и, стоя в чёрной кожаной шляпе и чёрной кожаной жилетке с оружием в руках, с большим удовольствием всаживал пули в мишени. Потом на интернет-аукционе купил бронеплиту от танка, прикрепил её к двери квартиры и, сидя на диване, с наслаждением стрелял в неё. Обо всём этом он писал на хакерском форуме и снабжал свои рассказы фотографиями. Это был тот момент, когда я, наблюдая за его жизнью из моего московского далека, перестал понимать её.
Возможно, держа оружие в руках, он обретал ощущение силы, которое не могло ему дать слабое, остановившееся в развитии, тщедушное тело. А может быть, он увлёкся этим новым для себя типично американским занятием, потому что ему нравилось ощущение курка под пальцем и вздрог винтовки, выпускающей пулю.
Фейсбук, Твиттер, Ютуб — видная всем поверхность интернета. Но в глубине Сети есть подводные пещеры, где встречаются аватары и никнеймы, которые так умело маскируют себя, что вам никогда не узнать, ни кто они такие, ни откуда они, ни чем занимаются. Там, в этих подводных чатах, русский хакер в Америке, полюбивший пули и стволы, появлялся чаще, чем на пляжах Флориды. У него был кружок анонимных поклонников, который можно назвать сектой: все они считали его гением, все они ловили каждое его слово и смотрели на него снизу вверх. Он показывал им фотографии своей уютной берлоги с картинно разбросанными на столе дисками и пистолетами и рассказывал истории о своём американском успехе. Темами их бесед были хакерские программы, высокие заработки и стволы — Кольт, Смит-и-Вессон, калибр, патроны, пули и всё такое.
Он жил в окружении компьютеров и оружия. В одной из двух его комнат у него было четыре компьютера с огромными мониторами, поставленными в ряд. Он никогда не выключал их, они светились и ночью. На стенах второй комнаты, где его жизнь охраняла прикреплённая к потолку винтовка, висели постеры с черепами и плакаты с мантрами. В этой комнате у него были три ноутбука, причём на клавиатуре одного из них тоже лежал пистолет. Чёрный, с толстым плоским стволом и рифлёной рукояткой. Как будто намёк — на что?
Через год в Америке Трикстер потерял работу — его банально уволили из антивирусной компании. Поняли, что выдоили человека до дна, исчерпали его арсенал знаний и приёмов. Дело в том, что ему, самоучке, приходилось работать среди инженеров, окончивших престижные университеты, и он с болезненной ясностью, которую скрывал за иронией интернет-разговоров, понимал, что не может быть на одном с ними уровне. К тому же первым его языком был бейсик, а понимающие в этом деле знают, что бейсик калечит сознание программиста: скорее ограничивает, чем развивает. В это же время происходило его разочарование в Америке — понятное и обычное для того, кто сначала был поражён её даун-таунами с небоскрёбами, её непорочно зелёной, как будто вымытой травой, её утренними бегунами, неутомимо отрабатывавшими свои километры по пляжу, её мальчишками, азартно игравшими в баскетбол на улицах, её майками, шортами и автомобилями. Но, может быть, разочарование — слишком сильное слово для того, что с ним происходило; просто воображаемый образ Америки сменялся на её реальность, а реальность не во всём соответствовала образу.
Когда он заказал у провайдера установку интернета у себя в квартире, оказалось, что нужно ждать месяц, быстрее нельзя; когда месяц прошёл, ему позвонили и без извинений сообщили, что нужно ждать ещё неделю, у техников много заказов. «How’s that, guys?» — недоуменно спросил он, вспоминая русских рабочих, которые сразу пришли, за день вырыли канаву через посёлок и завели оптоволокно в дом.
Он десятками рассылал резюме по компьютерным фирмам, иногда его приглашали на собеседование и задавали вопросы на знание логики, физики и математики. Он не всегда мог на них ответить, смеялся, смущался. Его собеседники тоже смеялись и не перезванивали. Однажды его уже почти приняли на работу в небольшую компанию, хозяин которой пригласил его в ресторан, они поужинали за столиком на берегу океана и расстались почти друзьями, он уже считал, что принят. Но ему опять никто не перезвонил.
В итоге он оказался эмигрантом с просроченной визой и без медицинской страховки, которую он перестал оплачивать.
Все эти годы — а ему уже было за тридцать — он хорошо помнил давний рецепт врача, выписанный ему, когда он был чудо-мальчиком из посёлка городского типа, пугавшим учителей своими аномальными способностями: работать умеренно, спать по ночам, беречь и щадить мозг, не давать ему напрягаться сверх меры. Но теперь с этим были проблемы. Лишившись работы, он словно лишился поручней, которые помогали ему идти по жизни: теперь ему было не за что держаться. Он не спал до шести утра, проводя ночи то в многопользовательских играх по Сети, то в изучении ядра операционных систем. Он лазил по ядру, как спелеолог по пещере со сталактитами, щупал его руками, пробовал на крепость и взлом. По ночам сидел за ноутбуком в свете самодельного подсвечника, который соорудил из купленной на местной барахолке узбекской пиалы, шнура и миндального масла. В ночи мерцали дисплеи, шуршали вентиляторы компьютеров, звёзды летели на скринсейверах, таинственно отсвечивали патроны на полке камина, и внутренний мир игровых подземелий и операционных систем раскрывался перед ним.
Утром, в рассветные часы, когда он пил крепчайший кофе на кухне, он чувствовал себя усталым, измотанным. На фотографиях этого времени — он по-прежнему выкладывал много фото в Сеть — видно, что впадины на его лице стал глубже, нос острее, бородка с конца узкого подбородка понурым хвостиком свисала вниз, длинные волосы были тусклыми. В утренние часы он не мог подавить возбуждение, в котором пребывал его мозг после ночной работы, строчки кода беспрерывно бежали в сознании ядовито-зелёными знаками на чёрном фоне, как когда-то в детстве на маленьком дисплее допотопного компьютера, который теперь — в десяти тысячах миль от солнечной Флориды — стоял на нижней полке шкафа в далёком доме, затерянном среди заштрихованных дождём русских лесов и полей. Старый компьютер, с навсегда опустевшей прорезью дисковода для больших дискет формата 5’’25, которых уже не купишь даже на барахолке, с толстым слоем пыли на корпусе и серым шнуром, обмотанным вокруг дисплея, как удавка.
В одном из чатов в эти дни он, посмеиваясь, сказал, что чувствует себя компьютером, у которого нет кнопки Power. Странная конструкция, да? Однажды его включили в сеть, а выключить нельзя. Только если выдернуть шнур из сети. Но такой грубый способ не рекомендуется.
И одновременно с возбуждением мозга он чувствовал усталость во всем теле, усталость, сидевшую глубже, чем обыкновенное утомление от работы; усталость неразвитого тела, так и не набравшего силу, усталость на клеточном уровне.
В одно такое сияющее утро он застрелился.
О том, как это случилось, в интернете долго ходили слухи. Например, говорили, что в своих ночных изысканиях он наткнулся на дыру в новом процессоре Intel. В разработку процессора были вложены миллиарды, и открытие русского хакера кому-то очень не понравилось. Другие связывали его смерть с визитом агентов, предупреждению которых он не внял. Третьи, знавшие, что он был заядлым игроманом, и сами тоже игроманы, считали смерть чем-то вроде конца игры, после которого можно перезагрузиться и начать игру сначала; я помню, как один из них недоуменно спрашивал на опустевшем форуме, куда ещё недавно поговорить с Трикстером приходили десятки человек, спрашивал так, как будто речь шла не о чем-то окончательном и бесповоротном, а всего лишь об очередном его trick: «Привет! Ты на самом деле умер?»
И ждал ответа.
Но никто не отвечал.
Официальная версия была — неосторожное обращение с оружием.
Когда полиция вскрыла дверь, винтовка, подвешенная под потолком, громыхнула выстрелом, один полицейский был ранен. Но предьявить обвинение было некому.
В тёмной комнате с задёрнутыми шторами светились четыре огромных монитора. В пиале с остатками миндального масла на конце шнура дрожал багровый огонёк. Четыре винтовки стояли, прислонившись стволами к компьютерному столу, в немом карауле над телом своего хозяином. Пистолет отлетел в угол и лежал на полу.
В Сети много говорили об этом, но никто так и не понял, почему.
И был в интернете один человек, который сказал, что Трикстеру просто не хотелось возвращаться в Россию.
Иллюстрация: ИИ
Я тогда работал главным редактором компьютерного журнала. Редакция занимала этаж в небоскрёбе, торчавшем на вершине холма среди гаражей, автосервисов, пунктов сбора макулатуры и пустых бутылок. Была поблизости и ветеринарная клиника, отчего на заставленной машинами улочке часто встречались люди с котами в сумках.
Прежде в небоскрёбе помещался НИИ, но теперь весь он был занят арендаторами. Просторный вестибюль с облицованными гранитом колоннами был уставлен широкими столами, с которых продавали компакт-диски, книги, мёд, солёные огурцы, бижутерию. Продавцами были интеллигентные усталые мужчины и женщины, возможно, бывшие сотрудники НИИ.
Испытывая отвращение к кастовому духу московского журнализма, я публиковал в журнале тексты молодого программиста из Омска, подростка-игромана из Рязани, задиристого публициста из Ростова и так далее. Тексты получал по электронной почте, в реальной жизни знаком ни с кем не был. Вскоре среди авторов появился ещё один, проживавший в посёлке городского типа в трехстах километрах от Москвы. В письмах он жаловался на плохой интернет, скорость которого была 30 килобит в секунду, что непредставимо по нынешним временам гигабитного интернета. Но раз в месяц, в назначенный заранее день, он присылал текст, написанный правильным русским языком. Даже запятые расставлять не приходилось.
Мы переписывались с ним. Помните ли вы почтовую программу The Bat, создание молдавских программистов? Она у меня стояла. Чёрная летучая мышь The Bat, зелёная ромашка ICQ — я до сих пор помню звук, каким ромашка сигнализировала о поступлении реплики в разговоре... Новый автор рассказал в письмах, что в посёлке, где он родился и жил, есть единственная улица без фонарей и отделение почты, куда он ходит за книгами по языкам программирования, которые выписывает из большого города. В дожди грунтовую улицу размывает, она становится непроходимой для всех, кроме трактора.
Его письма были пересыпаны названиями программ, контроллеров, плат, видеоплат, портов ввода-вывода, жёстких дисков. Он жил среди них, в сказочном мире высоких технологий, где слово «камень» означало процессор, а «мать» материнскую плату. Я представлял мальчика-интроверта, проводящего дни в экспериментах с компьютерным железом, живущего среди гудящих вентиляторами системных блоков, с которых он снимал корпуса для лучшего охлаждения. И всё это в захолустье, где дом за забором и у забора с лаем бегает собака.
Но всё оказалось не так, как я представлял. Скоро я узнал, что он был серьёзным, уважаемым автором. Он писал книги, которые издавало большое московское издательство. Названия книг в ярких серийных обложках говорили сами за себя — «Искусство незаметного взлома», «Тайный мир BIOS», «Путешествие в ядро (на примере Windows)». Я листал их, но читать не мог: они почти полностью состояли из строк программного кода, изредка прерываемого краткими пояснениями. Пояснения часто были столь же непонятны для меня, как и сам код.
К этому времени я уже знал его странную историю, широко известную в узких кругах. В младенчестве он сильно простудился, несколько дней у него была высокая температура, и в возрасте десяти месяцев он пережил инсульт. С его мозгом и телом случились противоположные вещи — мозг заработал с невиданной силой, а тело затормозилось в развитии. Он поздно начал говорить, но рано научился перемножать в уме трёхзначные цифры, а читать и программировать начал одновременно. Компьютеры у него были с раннего детства, первым был серый ящик с маленьким чёрным экраном, по которому бежали зелёные буквы и цифры. Этим первобытным компьютером управлять можно было только в режиме терминала, а чтобы побудить его к большему, следовало научиться писать для него программы на бейсике. Это был первый язык программирования, который он самостоятельно изучил, за ним последовали другие.
Его способности и успехи в программировании в столь малом возрасте были так необычны и даже пугающи (особенно для учителей в школе), что отец по совету классного руководителя повёз его на обследование в большой город, где у него сняли энцефалограмму мозга. Никаких патологий врачи не обнаружили, но была зафиксирована повышенная активность коры и небольшие аномалии ритмов. Врачи сказали, что сейчас беспокоиться не о чем, но, помня о перенесённом в младенчестве инсульте, следует соблюдать распорядок дня, вовремя ложиться спать, спать не меньше девяти часов, работать умеренно, не пренебрегать отдыхом. Такие рекомендации они могли бы дать любому ребёнку.
Школу он окончил с медалью, не золотой, а серебряной — из-за физкультуры, на которую не ходил. После школы поехал в большой город и поступил в институт на факультет прикладного программирования, но не проучился и года: всё, чему там учили, он уже знал. Ходить на лекции и подчиняться институтской дисциплине — там строго следили за посещаемостью — ему было скучно. Он вернулся в свой посёлок городского типа с медленным интернетом, на улицу без фонарей, в дом под серой шиферной крышей, рядом с которым по-прежнему с лаем бегала собака.
Однажды он написал мне, что приезжает в Москву и придёт в редакцию. Знаменитый автор, хакер и гик оказался тщедушным человеком с состарившимся раньше времени лицом. Он сидел передо мной, чуть наклонившись вперёд, свет из окна падал на его болезненно-худое, с ввалившимися щеками и тонким носом лицо, так что оно было видно мне во всём своём изборозждённом впадинами рельефе. С узкого подбородка торчала тонкая бородка. Про длинные волосы принято говорить, что они падают до плеч, но тут лучше сказать, что волосы безжизненно свисали до середины груди. Лицо имело землистый оттенок, вероятно, из-за постоянного сидения за компьютером. Потом я узнал, что ему не обязательно сидеть за компьютером, он мог программировать в уме.
К этому времени он уже был известен в Рунете как Трикстер — от английского Trick, фокус. Среди самых известных его деяний — программа Jigsaw, помогшая сотням людей освободиться из плена вируса-вымогателя GPcode, шифровавшего жёсткие диски и требовавшего выкуп; помощь компании Nokia, в мобильных устройствах которой была обнаружена дыра, через которую неизвестные вытаскивали контакты и прочую информацию; организация системы защиты компьютеров в подразделении одной столь могущественной в России организации, что я не буду её называть. Это только самые известные его подвиги, были и другие.
Ни тогда, ни потом он ни разу не использовал свои знания и способности для преступных или хулиганских целей, разве что однажды, несколько позже, когда он уже летал заграницу на самолётах, он хакнул систему бронирования авиабилетов, получив по цене эконом-класса место в бизнес-классе. Но это была шутка, и к тому же, прилетев, он сам сообщил об обнаруженной им дыре авиакомпании.
Вскоре я перестал быть редактором компьютерного журнала и отправился в совсем другие области жизни. Но за хайтеком и его людьми следил, как за старыми знакомыми. В том числе и за давним знакомцем из провинциального городка. Его книгу «Процессор как сыр: весь в дырах» перевели на английский, слава русского хакера-самоучки вышла за пределы Рунета. Несколько европейских компьютерных изданий взяли у него интервью. После этого к нему в гости приехала делегация хакеров из международной хакерской группы DW (Digital Wolves). Три дня они жили в доме на окраине посёлка и с утра до вечера говорили с Трикстером о том, что происходит в ядре операционных систем. О своём визите они рассказали на популярном интернет-форуме.
Так он стал знаменит в мировом интернете и в хакерской тусовке. Он получил приглашение выступить с докладом на хакерской конференции в Таиланде, где к нему подошли люди из большой компьютерной компании и предложили помочь решить им несколько практических задач. После того, как он решил их, его известность, также как гонорары, сильно увеличились. У него появились деньги. Прежде всего он заказал у провайдера прокладку интернет-кабеля к своему дому. На следующий день пришли рабочие, вырыли по посёлку канаву, проложили кабель. Потом он нанял себе личного шофёра — соседа со старым BMW. Тот возил его в город и в аэропорт. Потом появились американцы из известной во всём мире антивирусной компании. Сначала он работал для них удалённо, потом получил предложение переехать в Америку. Чтобы избежать долгого оформления визы в Москве, компания оформила ему визу в Таиланде, откуда он — весело и налегке, улыбаясь и потряхивая своей козлиной бородкой, с чемоданчиком и ноутбуком — полетел во Флориду.
Во Флориде он жил в небольшом городке на океане, в двухкомнатной квартире с камином, облицованным мрамором, с собственным входом с улицы, в ста метрах от пляжа. Но океан и пляж интересовали его меньше операционных систем и и их тайн. Однажды в дверь позвонили: в гости к русскому хакеру без предупреждения явились два агента ФБР и несколько часов разговаривали с ним. Разговор был неприятный, жёсткий, — это известно — но что именно хотели узнать у него агенты и что сказали ему, никто не знает. Однако после их визита он установил в квартире стальную дверь с двумя массивными засовами и написал программу, которая через видеокамеры контролировала появление незнакомцев. И вот что ещё: в программе была предусмотрена опция открытия огня из винтовки, закреплённой под потолком напротив двери.
К этому времени владелец рабочей американской визы Трикстер стал фанатом оружия. У него было четыре винтовки и несколько пистолетов. Потом в его коллекции появился немецкий пулемёт времён Второй Мировой войны — полностью работоспособный. Он ездил пристреливать его в армейский тир. На стеклянной крышке журнального столика, вместе с компакт-дисками игр и книгами по техникам взлома, всегда лежали три пистолета. На каминной полке были расставлены картонные коробки с патронами и — рядком — патроны большого калибра, жёлтые, крупные, с заострёнными головками, похожие на маленькие ракеты. Сочетание несочитаемого — программирование в уме и винтовка в руке, тончайшие игры разума и металлический клацк затвора — удивляло.
Несколько раз в неделю Трикстер ездил в тир и, стоя в чёрной кожаной шляпе и чёрной кожаной жилетке с оружием в руках, с большим удовольствием всаживал пули в мишени. Потом на интернет-аукционе купил бронеплиту от танка, прикрепил её к двери квартиры и, сидя на диване, с наслаждением стрелял в неё. Обо всём этом он писал на хакерском форуме и снабжал свои рассказы фотографиями. Это был тот момент, когда я, наблюдая за его жизнью из моего московского далека, перестал понимать её.
Возможно, держа оружие в руках, он обретал ощущение силы, которое не могло ему дать слабое, остановившееся в развитии, тщедушное тело. А может быть, он увлёкся этим новым для себя типично американским занятием, потому что ему нравилось ощущение курка под пальцем и вздрог винтовки, выпускающей пулю.
Фейсбук, Твиттер, Ютуб — видная всем поверхность интернета. Но в глубине Сети есть подводные пещеры, где встречаются аватары и никнеймы, которые так умело маскируют себя, что вам никогда не узнать, ни кто они такие, ни откуда они, ни чем занимаются. Там, в этих подводных чатах, русский хакер в Америке, полюбивший пули и стволы, появлялся чаще, чем на пляжах Флориды. У него был кружок анонимных поклонников, который можно назвать сектой: все они считали его гением, все они ловили каждое его слово и смотрели на него снизу вверх. Он показывал им фотографии своей уютной берлоги с картинно разбросанными на столе дисками и пистолетами и рассказывал истории о своём американском успехе. Темами их бесед были хакерские программы, высокие заработки и стволы — Кольт, Смит-и-Вессон, калибр, патроны, пули и всё такое.
Он жил в окружении компьютеров и оружия. В одной из двух его комнат у него было четыре компьютера с огромными мониторами, поставленными в ряд. Он никогда не выключал их, они светились и ночью. На стенах второй комнаты, где его жизнь охраняла прикреплённая к потолку винтовка, висели постеры с черепами и плакаты с мантрами. В этой комнате у него были три ноутбука, причём на клавиатуре одного из них тоже лежал пистолет. Чёрный, с толстым плоским стволом и рифлёной рукояткой. Как будто намёк — на что?
Через год в Америке Трикстер потерял работу — его банально уволили из антивирусной компании. Поняли, что выдоили человека до дна, исчерпали его арсенал знаний и приёмов. Дело в том, что ему, самоучке, приходилось работать среди инженеров, окончивших престижные университеты, и он с болезненной ясностью, которую скрывал за иронией интернет-разговоров, понимал, что не может быть на одном с ними уровне. К тому же первым его языком был бейсик, а понимающие в этом деле знают, что бейсик калечит сознание программиста: скорее ограничивает, чем развивает. В это же время происходило его разочарование в Америке — понятное и обычное для того, кто сначала был поражён её даун-таунами с небоскрёбами, её непорочно зелёной, как будто вымытой травой, её утренними бегунами, неутомимо отрабатывавшими свои километры по пляжу, её мальчишками, азартно игравшими в баскетбол на улицах, её майками, шортами и автомобилями. Но, может быть, разочарование — слишком сильное слово для того, что с ним происходило; просто воображаемый образ Америки сменялся на её реальность, а реальность не во всём соответствовала образу.
Когда он заказал у провайдера установку интернета у себя в квартире, оказалось, что нужно ждать месяц, быстрее нельзя; когда месяц прошёл, ему позвонили и без извинений сообщили, что нужно ждать ещё неделю, у техников много заказов. «How’s that, guys?» — недоуменно спросил он, вспоминая русских рабочих, которые сразу пришли, за день вырыли канаву через посёлок и завели оптоволокно в дом.
Он десятками рассылал резюме по компьютерным фирмам, иногда его приглашали на собеседование и задавали вопросы на знание логики, физики и математики. Он не всегда мог на них ответить, смеялся, смущался. Его собеседники тоже смеялись и не перезванивали. Однажды его уже почти приняли на работу в небольшую компанию, хозяин которой пригласил его в ресторан, они поужинали за столиком на берегу океана и расстались почти друзьями, он уже считал, что принят. Но ему опять никто не перезвонил.
В итоге он оказался эмигрантом с просроченной визой и без медицинской страховки, которую он перестал оплачивать.
Все эти годы — а ему уже было за тридцать — он хорошо помнил давний рецепт врача, выписанный ему, когда он был чудо-мальчиком из посёлка городского типа, пугавшим учителей своими аномальными способностями: работать умеренно, спать по ночам, беречь и щадить мозг, не давать ему напрягаться сверх меры. Но теперь с этим были проблемы. Лишившись работы, он словно лишился поручней, которые помогали ему идти по жизни: теперь ему было не за что держаться. Он не спал до шести утра, проводя ночи то в многопользовательских играх по Сети, то в изучении ядра операционных систем. Он лазил по ядру, как спелеолог по пещере со сталактитами, щупал его руками, пробовал на крепость и взлом. По ночам сидел за ноутбуком в свете самодельного подсвечника, который соорудил из купленной на местной барахолке узбекской пиалы, шнура и миндального масла. В ночи мерцали дисплеи, шуршали вентиляторы компьютеров, звёзды летели на скринсейверах, таинственно отсвечивали патроны на полке камина, и внутренний мир игровых подземелий и операционных систем раскрывался перед ним.
Утром, в рассветные часы, когда он пил крепчайший кофе на кухне, он чувствовал себя усталым, измотанным. На фотографиях этого времени — он по-прежнему выкладывал много фото в Сеть — видно, что впадины на его лице стал глубже, нос острее, бородка с конца узкого подбородка понурым хвостиком свисала вниз, длинные волосы были тусклыми. В утренние часы он не мог подавить возбуждение, в котором пребывал его мозг после ночной работы, строчки кода беспрерывно бежали в сознании ядовито-зелёными знаками на чёрном фоне, как когда-то в детстве на маленьком дисплее допотопного компьютера, который теперь — в десяти тысячах миль от солнечной Флориды — стоял на нижней полке шкафа в далёком доме, затерянном среди заштрихованных дождём русских лесов и полей. Старый компьютер, с навсегда опустевшей прорезью дисковода для больших дискет формата 5’’25, которых уже не купишь даже на барахолке, с толстым слоем пыли на корпусе и серым шнуром, обмотанным вокруг дисплея, как удавка.
В одном из чатов в эти дни он, посмеиваясь, сказал, что чувствует себя компьютером, у которого нет кнопки Power. Странная конструкция, да? Однажды его включили в сеть, а выключить нельзя. Только если выдернуть шнур из сети. Но такой грубый способ не рекомендуется.
И одновременно с возбуждением мозга он чувствовал усталость во всем теле, усталость, сидевшую глубже, чем обыкновенное утомление от работы; усталость неразвитого тела, так и не набравшего силу, усталость на клеточном уровне.
В одно такое сияющее утро он застрелился.
О том, как это случилось, в интернете долго ходили слухи. Например, говорили, что в своих ночных изысканиях он наткнулся на дыру в новом процессоре Intel. В разработку процессора были вложены миллиарды, и открытие русского хакера кому-то очень не понравилось. Другие связывали его смерть с визитом агентов, предупреждению которых он не внял. Третьи, знавшие, что он был заядлым игроманом, и сами тоже игроманы, считали смерть чем-то вроде конца игры, после которого можно перезагрузиться и начать игру сначала; я помню, как один из них недоуменно спрашивал на опустевшем форуме, куда ещё недавно поговорить с Трикстером приходили десятки человек, спрашивал так, как будто речь шла не о чем-то окончательном и бесповоротном, а всего лишь об очередном его trick: «Привет! Ты на самом деле умер?»
И ждал ответа.
Но никто не отвечал.
Официальная версия была — неосторожное обращение с оружием.
Когда полиция вскрыла дверь, винтовка, подвешенная под потолком, громыхнула выстрелом, один полицейский был ранен. Но предьявить обвинение было некому.
В тёмной комнате с задёрнутыми шторами светились четыре огромных монитора. В пиале с остатками миндального масла на конце шнура дрожал багровый огонёк. Четыре винтовки стояли, прислонившись стволами к компьютерному столу, в немом карауле над телом своего хозяином. Пистолет отлетел в угол и лежал на полу.
В Сети много говорили об этом, но никто так и не понял, почему.
И был в интернете один человек, который сказал, что Трикстеру просто не хотелось возвращаться в Россию.